Интервью проводила Татьяна Ильина, главный редактор журнала «Гидротехника»

— Виктор Иванович, на ваш взгляд, причины катастрофических природных явлений в большей степени связаны с природными факторами или воздействием человека на природу? И возможно ли их прогнозировать, чтобы принять превентивные меры?

— Все экстраординарные явления, которые мы наблюдаем, имеют, конечно, природное происхождение. Это и наводнение в Крымске, и засухи 2010 г. на европейской части России, и наводнения на Амуре как в 2013 г., так и в текущем, которые сопровождаются большим ущербом. То, что сила и частота таких явлений нарастают, общеизвестный факт. Одни ученые считают, что повторяемость природных стихий катастрофического характера удваивается за 10 лет, кто-то считает, что это происходит в течение 15 лет. Но никто из специалистов, отслеживающих статистику, не сомневается в том, что сила и количество таких явлений растут. А ущерб, которые они наносят, растет сверхпропорционально их силе и частоте, поскольку люди сами подставляются под действие этих стихийных сил. Например, застраивают поймы рек, подверженных наводнениям, размещают хозяйственные объекты там, где это заведомо делать нельзя. До сих пор у нас не налажена в зонах риска система оповещения населения, например, о ветрах, превышающих скорость 17 м/с. Где-то, как в Москве, предупреждения отправляются жителям чуть ли не каждый день, а где-то — никогда, даже если ветер достигает 30 м/с. Надо отметить, что любой недоучет или отсутствие учета природных рисков означает усиление риска высокого ущерба.

Что касается возможного прогнозирования природных стихий, то для каждого явления есть свой приемлемый горизонт правдоподобного прогноза. К примеру, такое наводнение, которое было в Крымске, спрогнозировать за три дня абсолютно невозможно. Но за несколько часов реально. Дело не только в прогнозировании, но и в зонировании территорий: для зон особого риска нужно применять жесткие меры по предотвращению возможного ущерба, вплоть до выселения, к примеру, с территории поймы. Это быстро не сделать, это дорогие мероприятия, поэтому необходимо развивать экономические механизмы, страхование в первую очередь. У нас сегодня на страхование смотрят как на способ вытащить деньги из населения, а не способ регулирования вопросов, связанных с ущербом от природных стихий.

— Если на природные стихии человек повлиять практически не может, то на экологическое состояние страны в целом и конкретных водных объектов не только может, но и должен. Как вы видите упорядочение и реализацию государственной экологической политики? Насколько вообще реально ее воплощение в рамках такого большого по территории государства?

— Для того чтобы состоялась экологическая политика, необходимо выработать сначала общую экологическую стратегию. При этом не следует особо увлекаться установлением контрольных показателей, а определить направления работы, расставить приоритеты. Контрольные значения показателей имеют скорее не контрольные функции, а показывают текущее положение дел. Сами показатели зависят и от природных явлений, поэтому всегда есть риск недостижения контрольных показателей, которые как жестко регламентированные величины чаще наносят вред, чем пользу. Следует разобраться, как работать с нормативами. У нас устаревшее отношение к нормативам, когда они трактуются как детерминированные, жестко установленные значения. На нормативы необходимо смотреть как на характеристики статистической величины в духе современной теории управления риском, которая запрещает жесткий регламент показателей, поскольку в спорных ситуациях это только навредит. А в российской экологии очень много спорных вопросов. Безусловно, нужен государственный документ, регулирующий вопросы экологии, и нужен постоянный государственный контроль за его выполнением — и на уровнях отраслей, и на уровне регионов. В нашей полииерархической системе управления необходимо взаимодействие не только всех уровней, но и частных иерархий. Это сложно реализовать, однако практика нащупывает определенные решения, но для этого необходим постоянный общественный контроль. И твердая политическая воля, которая опирается на общественный контроль. У нас этого нет, у нас экология становится темой от случая к случаю. Если бы общественность ощущала постоянное внимание государства к вопросам экологии, то именно эта общественность стала бы на государственном уровне мощным инструментом решения экологических проблем. На сегодня у нас действует множество разрозненных экологических групп, но единого экологического движения в стране нет. Необходимо содействовать, помогать на государственном уровне его формированию. И это тоже неотъемлемая часть политики государства в вопросах экологии.

— Не можем не коснуться темы Байкала, ситуацию вокруг которого многие ученые оценивают как экологическую катастрофу. До сих пор ведутся споры о том, в какой степени действующие гидротехнические сооружения России (каскады ГЭС с водохранилищами и гидроузлами) повлияли и сегодня влияют на состояние Байкала?

— На мой взгляд, состояние Ангарско-Енисейского каскада ГЭС на состояние Байкала практически не влияет. Колебание уровня Байкала происходит в естественных границах, которые, как выяснилось, и для некоторых специалистов это оказалось неожиданностью, шире, чем те, которые были предписаны нелепыми, с моей точки зрения, постановлениями Правительства РФ. В них очень беспокоились, что станции сработают Байкал ниже казавшегося недопустимого уровня. Однако природа распорядилась иначе: после двух очень маловодных лет (2016–2017 гг.) уровень Байкала упал ниже этой границы, но ГЭС здесь абсолютно ни при чем. Это обусловлено природными условиями и примерно соответствует 60-летнему Байкальскому циклу. Конечно, это несколько условный период, но нет сомнения в том, что реальные колебания Байкала после строительства каскада лежат в границах его естественных колебаний. Строительство каскада ГЭС на уровень Байкала не могло серьезно повлиять.

— А насколько действительно мощным может быть негативное влияние на Байкал монгольских ГЭС?

— Это совсем другое дело. Если ангарские ГЭС находятся на выходе из Байкала, спустить уровень Байкала ниже его естественного минимума они не могут, то Селенга — это основная река, впадающая в Байкал, которая несет значительную часть воды, поступающей в озеро, и большой забор воды на территории Монголии приведет к значительному сокращению поступления воды в Байкал. Здесь многое будет зависеть от режима водопользования, но любой из обсуждаемых монгольских проектов приведет к негативным последствиям для Байкала. Насколько известно, монгольской стороной обсуждаются шесть проектов, они находятся на совершенно разных стадиях подготовки, но каждый из них наверняка приведет к сокращению стоков в Байкал, и это, безусловно, крайне нежелательно.

— Позиция России в этом вопросе влияет как-то на решения монгольской стороны?

— Конечно, влияет, особенно в отношении проекта строительства ГЭС. Лишь один из шести монгольских проектов направлен на выработку электроэнергии, но для ГЭС необходимо построить водохранилище, местность там хотя и пересеченная, но никаких ущелий нет, водохранилище будет, скорее всего, равнинного типа, испарение из него будет очень значительное. Все, что испарится с водохранилища, — это то, чего недополучит Байкал. А Россия вполне могла бы удовлетворить потребности Монголии в электроэнергии даже за счет ГЭС, которые уже есть, а также можно построить новые ГЭС без ущерба для Байкала, без экологического ущерба вообще — например, в верховьях Енисея. Это перспективное направление. Естественно, будут споры из-за стоимости электроэнергии, но цена должна быть такой, чтобы Монголии был более выгоден импорт электроэнергии из России, чем строительство своих станций. И для нас эта цена не будет убыточной. Именно к такому решению надо стремиться. А что касается остальных монгольских проектов, то пока они находятся в зачаточном состоянии, создается впечатление, что разговоры о них ведутся с монгольской стороны лишь для того, чтобы склонить Россию к наиболее выгодной для Монголии стоимости электроэнергии.

— По оценкам специалистов, состояние воды в Байкале близко к катастрофическому. По вашему мнению, что является главным фактором, влияющим на ухудшение состояния воды в Байкале?

— Здесь сочетаются два фактора, и их одновременное действие определяет сегодня состояние Байкала. Во-первых, это уже упомянутое маловодье 2016–2017 гг., и, во-вторых, на фоне этого маловодья достиг пика, а, возможно, это еще и не пик, а наивысшая точка на данный момент, показатель количества туристов, наезжающих на Байкал, — он уже составляет миллион человек. Надо понимать, что Байкал и инфраструктура Прибайкалья абсолютно не приспособлены к приему такого количества людей. Туристы выступают как разрушители байкальской экосистемы, поскольку жизнь человека сопровождает сбросом в воды Байкала фосфора, который находится в моющих средствах. Может быть, мелководья Байкала, которых довольно много, и не зацвели в период маловодья, но маловодье в сочетании в огромным сбросом фосфорсодержащих отходов — без всякой очистки и преимущественно в районах этих самых мелководий — привели к цветению мелководий. Раньше этого не было никогда, даже в периоды спада уровня воды в Байкале в рамках его 60-летнего цикла. Именно сочетание обозначенных факторов и дало негативный эффект. К сожалению, туристы едут на Байкал, совершенно не считаясь, готов ли Байкал их принять, и этот процесс будет продолжаться.

— Что необходимо предпринять для остановки или хотя бы минимизации губительных для Байкала процессов?

— Самое необходимое сейчас на Байкале — заниматься туристской инфраструктурой. Но можно и без капитальных вложений сократить количество сточных вод, содержащих большое количество фосфора, в Байкал. Именно содержание в воде фосфора определяет размножение спирогиры, дающей цветение Байкала. В маловодные годы мелководья прогрелись выше обычного — все это способствовало размножению спирогиры, на этот природный процесс мы повлиять не можем. Но устранить поступление фосфора — в наших силах. Я убежден, что первым шагом должен быть запрет на продажу фосфоросодержащих моющих средств в байкальском регионе. Это можно сделать без каких-либо производственных усилий. Сегодня моющие средства с высоким содержанием фосфора составляют не менее 17%, в то время как в Европе есть широкий ассортимент моющих средств, где содержание фосфора ноль. Эти же самые предприятия производят моющие средства с 17-процентным содержанием фосфора именно для России, к примеру, компания BASF, но у нее же можно закупать совершенно безвредные для Байкала моющие средства. Средства с фосфором дешевле, поэтому их закупаем не только мы, но и другие страны Таможенного союза, но, надо отметить, что не только для Байкала, а и для водных объектов других регионов России попадание в воду фосфора крайне нежелательно. Если в рамках Таможенного союза принять такое решение практически нереально, то на региональном уровне — конкретно для Байкала — принять такое решение возможно. Поскольку фосфорсвободные моющие средства дороже, то нужно принять решение, чтобы в этом регионе они продавались по той же цене, что и содержащие 17% фосфора. Для бюджета такая компенсация совершенно пренебрежимые средства — в сравнении с тем, например, что тратится на том же Байкале. Больше года я стараюсь продвинуть это решение, соответствующие письма были направлены в самые разные ведомства, но, увы, видимо, людей, кровно заинтересованных в сохранении Байкала, в этих ведомствах нет. На региональном уровне тоже проблему не решить, в регионе цель — получить бюджетные деньги, которые не факт что пойдут по назначению. Но решение есть, и теперь этим вопросом будет заниматься Общественная палата.

— А можно ли на законодательном уровне ограничить поток туристов на Байкал? В мире немало мест, куда очень ограничен массовый доступ. Почему не включить в этот список Байкал?

— Такое решение было бы оправдано, тем более что Байкал включен в список объектов природного и культурного наследия ЮНЕСКО. Поток туристов нужно ограничить не вообще, а пропускной способностью имеющихся там сооружений инфраструктуры. Если позволяют экологические обстоятельства, то поток туристов можно увеличивать, но не до бесконечности. Но этим пока никто не занимается. Это проблема опять же межотраслевая и межрегиональная. Байкал — это совершенно особый, уникальный объект. Надеяться на то, что на этом объекте все будет хорошо, а вне его все так же, как сейчас, не получится. Так не бывает. Для того чтобы на Байкале стало гораздо лучше, нужно, чтобы в стране стало хотя бы немножко лучше в экологических вопросах, а пока этого нет.

На сайте размещена сокращенная версия статьи. Полную версию читайте в журнале.